я открываюсь под конец.©
Наутро боль отступила. Проснувшись, я лишь ощутила тотальное опустошение и равнодушие ко всему тому, что раньше меня волновало. Жажда жизни, желание бежать, бежать прочь из дома, ловить секунды бесконечной свободы, пропали. Боль, растворившись в венах, была разнесена кровью по телу, и ее составляющие порождали пустоты, которые разъедали мои органы.
Но я не чувствовала боли. Точно так же, как и сейчас. Остывшие кружки стройными рядами окружали мое беспросветное одиночество. Я точно знала, что сейчас где-то бьются два сердца в один такт с моим. Но нынче они были отделены от меня ледяной стеной моего холодного безумия.
Безумие. Оно инъекцией вводилось в мой разум, когда ему грозило быть пронзенным острой, практически невыносимой болью. За многие годы он наконец-то выработал практически идеальную стратегию защиты, которой оберегал меня от многочисленных истерик и срывов. Это безумие являло собой чрезвычайно мягкую форму шизофрении и помогало мне пережить, перенести одну ночь за другой, которые теперь мучили меня лишь нежными кошмарами и видениями, от которых сердце всего лишь то уходило в пятки.
Потирая виски, пытаясь избавиться от знобящего чувства паранойи, преследования и холода, я медленно будила свою умершую гордость страстными поцелуями, надеясь на чудо, надеясь на то, что она окажется очередной спящей красавицей, которую возможно разбудить от сна смерти. Я склеивала ее, чтобы возвести из нее стену, за которую бы можно было бы спрятаться. Но я упала с такой большой высоты, что склеить все, что разбилось, не представляло мне никакой возможности.
Я сотворю себе в безумии маски, множество разных масок, которые я одену и буду носить день за днем, скрываясь и реинкарнируя во что-то более новое, сильное и гордое. Ведь самое главное в жизни гордость. Она спасает нас от всех бед человеческих.
Но я не чувствовала боли. Точно так же, как и сейчас. Остывшие кружки стройными рядами окружали мое беспросветное одиночество. Я точно знала, что сейчас где-то бьются два сердца в один такт с моим. Но нынче они были отделены от меня ледяной стеной моего холодного безумия.
Безумие. Оно инъекцией вводилось в мой разум, когда ему грозило быть пронзенным острой, практически невыносимой болью. За многие годы он наконец-то выработал практически идеальную стратегию защиты, которой оберегал меня от многочисленных истерик и срывов. Это безумие являло собой чрезвычайно мягкую форму шизофрении и помогало мне пережить, перенести одну ночь за другой, которые теперь мучили меня лишь нежными кошмарами и видениями, от которых сердце всего лишь то уходило в пятки.
Потирая виски, пытаясь избавиться от знобящего чувства паранойи, преследования и холода, я медленно будила свою умершую гордость страстными поцелуями, надеясь на чудо, надеясь на то, что она окажется очередной спящей красавицей, которую возможно разбудить от сна смерти. Я склеивала ее, чтобы возвести из нее стену, за которую бы можно было бы спрятаться. Но я упала с такой большой высоты, что склеить все, что разбилось, не представляло мне никакой возможности.
Я сотворю себе в безумии маски, множество разных масок, которые я одену и буду носить день за днем, скрываясь и реинкарнируя во что-то более новое, сильное и гордое. Ведь самое главное в жизни гордость. Она спасает нас от всех бед человеческих.